Я пошёл бы бродить по Пушке, Манежке, Красной,
упиваясь искусственной разноцветной сказкой,
отрывая лист календарный в обнимку с каждым
встречным, радуясь, как ребёнок.
Я б глотал из горла́ подогнанную массандру;
и под взрывы салюта случайно с тобой глазами
мы бы встретились, и сразу же засосались,
и свалили к тебе бесспорно.
Мы бы пили крутое шампанское с вкусной пеной;
я любил бы тебя под ёбаный стрём на Первом,
и залил бы тебе все простыни своей спермой;
и ушёл бы ещё не скоро.
Это был бы зачётный вдох праздника полной грудью;
после я – своим братанам, ты – своим подругам, –
мы об этой ночи рассказывали бы по кругу,
но не будет тех разговоров.
Потому что никуда я не собираюсь;
я напьюсь и буду тупо обзванивать бывших,
плача в трубку, жалея себя, ковыряя раны,
на их скользкие души своей безнадёгой брызжа,
ненавидящий всё людское
полумонстр-полумученик-полубезумец,
заблудившийся муравьём в двуличия ЦУМе,
изломавший в себе ребёнка, что тот не умер,
а завис в бесконечной коме.
Я пошёл бы бродить по Пушке, Манежке, Красной,
притворяясь, что монстрлэнд – это только сказка,
и что яд из горла́ в этом мясе – до слёз и страсть как;
но простите, сломался, блять.
Ежегодный языческий праздник петель на шее –
этот день срывает маски со всех кощеев;
но надеюсь, хоть ты никуда из своей пещеры
не выйдешь,
а ляжешь пораньше
спать.
